И вот он спускается к реке, оглядывается по сторонам, чтобы убедиться, что за его экспериментом никто не подглядывает, и произносит: «Я, я, я».

Потом ступает на воду — и камнем идет ко дну.

Единственная причина, по которой он был гуру, — то, что его самого (скажем так) в ситуации не было. Он был прозрачен для трансценденции, пока не подумал: «Я». Предполагается, что гуру — это идеальное оконное стекло, через которое проникает и сияет свет его учения. Именно эту мудрость гуру несут сквозь века; она не имеет ничего общего с происходящим в данный момент или с тем человеком, который передает ее другим.

Дхарма определяет не только то, кто вы есть, но и то, как вы должны провести каждый период своей жизни. Первую часть жизни проводят в деревне. В середине жизни человек удаляется от мирских дел — так начинается вторая половина его века: жизнь в лесу. Таким удивительным способом индийцы умели совместить то, что в современном обществе совместить не удается: представление о социальном долге — дхарме — и идею удаления от дел, когда человек оставляет все позади: это называется мокша, или освобождение.

Первая часть жизни, в свою очередь, делится еще на две: первую половину первой половины нужно посветить учебе, изучению путей дхармы.

Как уже было сказано, идеал студента в Индии — это страдха, абсолютное доверие и абсолютное подчинение своему учителю. С помощью такого идеального подчинения ученик направляет все свое либидо, все свои эротические интересы на учителя. Он должен до кончиков пальцев идентифицироваться с ним, имитировать своего учителя, быть таким, как он, превратиться в него. Происходит, можно сказать, передача образа без малейшего намека на развитие критического мышления.

Далее, становясь взрослым, человек вступает во вторую половину первой половины своей жизни. Ученик вдруг превращается в хозяина дома. Он теперь иначе одевается, и у него появляется целый набор новых обязанностей. Он женится на юной девушке, с которой никогда раньше не встречался, — им и не полагалось знать друг друга до свадьбы. Можете представить себе, какое великое потрясение переживают эти двое, когда убирают ширму или снимают покрывало и они впервые видят друг друга? Для девушки это потрясение еще больше, потому что муж становится ее богом в буквальном смысле слова: она должна поклоняться ему. Они начинают выполнять свой долг — следовательно, пока оба еще не сделались совсем старыми, у них появляются дети, собственная небольшая семья.

Когда мужчине исполнится сорок с небольшим, его сын уже подрастет достаточно, чтобы взять на себя управление хозяйством. Следовательно, отец выполнил все, что от него требовалось, и теперь удаляется в лес.

Вся деревенская жизнь была посвящена исполнению того, что от человека требовалось, но крупица эго все же сохранилась. Теперь человек посвящает себя тому, чтобы полностью избавиться от нее. В чаще он находит учителя и становится ванапраштха — «тем, кто пребывает в лесу». Йога — а теперь это настоящая, жесткая йога — нацелена на окончательное уничтожение «я».

Когда эго полностью растворяется, человек вступает во вторую половину второй половины своей жизни. Он становится бхикшу — странствующим монахом, оракулом, которому ведомо небытие, бестелесность, существование без эго.

Индийцы считают, что человек живет ради четырех вещей: это основная тема индийской философии. Три вещи, ради которых живут люди в деревне, в миру, — это благородство — дхарма, успех — арта и удовольствие — кама.

Удалившись в лес, человек устремляется к мокше, освобождению. «Мокша» часто вольно переводится как «свобода», но у этого слова немного другое значение: оно подразумевает освобождение — от себя.

Дхарма налагается обществом, и общество разъясняет вам, в чем ваша дхарма. Предполагается, что если вы родились, скажем, в касте вайшья, ваша душа должна достичь уровня вайшья; следовательно, ритуалы и законы жизни вайшья вам подходят. Иначе говоря: законы общества в точности соответствуют вашим личным потребностям, тому, к чему вы готовы.

Одно из направлений йоги, кундалини, великолепно развивает идею взаимодействия кама, принципа удовольствия, и арта — принципа силы. Мне это кажется невероятно интересным. Эти две движущие силы — кама и арта — в точности соответствуют двум составляющим нашего старого доброго друга id: эрос — стремление к удовольствию и танатос — воля к преодолению, к власти и успеху.

В Индии считают, что арта и кама — это два полюса природы, в то время как дхарма — полюс общества. Задача человека заключается в том, чтобы добиться успеха и испытать свои удовольствия под сенью дхармы. Затем, в чаще леса, он обретает духовный опыт, уничтожив эго в соответствии с учением, которое передает гуру. Такова система, с которой я хотел бы сравнить западную традицию, строящуюся на развитии эго.

Меня поражает, что совершенно независимо от индийской философии западная психология пришла к тем же понятиям принципов власти и удовольствия. Но там, где традиционная индийская мысль связывает два этих принципа с идеей общественной пользы, дхармой, Фрейд вводит понятие «медиатор», которым и является эго, примиряющее внутренние стремления id и внешние требования суперэго.

Фрейд разделяет начальный период жизни на три этапа. Первый — раннее детство, когда ребенок переживает все ранние травмирующие события. Этот период развития длится от четырех до семи лет.

Затем наступает этап, который Фрейд обозначил как период латентности. Это время открытия эго, которое продолжается с семи или восьми лет примерно до одиннадцатилетнего возраста.

Наконец, в пубертате происходит развитие генитальной сексуальности. В течение этого периода ребенок уходит от того, что можно назвать детской мифологией, — привязанности к родителям, уверенности в том, что луна следует за ним по пятам, когда он идет куда-то, что животные разговаривают с ним, и других образов, спонтанно созданных воображением. Именно в этот период — который мы называем подростковым — человека побуждают обратиться к эмпирической реальности и, в нашей культуре, к науке. Именно в этом возрасте ребенок постепенно начинает понимать, что такое научный подход, в противовес мифологии.

Первобытное общество всячески развивает мифологическое отношение к миру, восточные общества — тоже. В этих культурах ребенка старательно учат интерпретировать происходящее в мире на основе мифологических шаблонов. Подростковые годы очень важны: именно в это время в восточных обществах не развивают научный стиль мышления, склад ума, который был бы готов к критическим суждениям о реальном мире, готовность принимать решения и действовать и так далее — в каждом конкретном случае.

На Западе мы восхваляем научный стиль мышления, но символы, которые мы наследовали, валяются, рассыпавшись в прах под нашими ногами. Еще один важный вопрос о религиозных традициях: работают ли ритуалы вне непосредственного контакта с мифом? Он возникает, например, когда речь идет о крещении. Когда я был молод, один негодяй, убийца, принял крещение прямо перед смертью, что предполагает автоматическое отпущение всех грехов и прямой пропуск в рай.

Я не пытаюсь судить о душе этого человека, но очень хотел бы вынести суждение о традиции, в которой неважно, что совершил этот человек: как только его окропили святой водой и произнесли соответствующие слова молитвы, с ним произошло нечто неведомое, что позволит ему беспрепятственно войти в Царствие Божие. Я считаю это принципиальной проблемой религиозного сознания в наши дни: много ли людей, готовых в это поверить? Исполненные высокого смысла символы религиозной традиции сначала нужно преподать как следует; вы должны знать, что они обозначают.

Но есть некоторые аспекты этих символов, которые оказывают на нас влияние независимо от знания теологической базы. Я думаю, так работает образ распятого героя. Это мотив, который возникает во множестве религиозных традиций. Мы встречаем его у индейцев пауни, ацтеков, майя, мы узнаем его в образе Прометея, прикованного к скале: образ героя который ради любви оказал людям благодеяние — благодеяние-расплату, благодеяние-огонь или любое другое — и ради этого отдал свою жизнь.